С самого начала текущего столетия на европейском газовом рынке, являющимся одним из традиционно самых устойчивых и платежеспособных в мире, начали разворачиваться весьма бурные события. И надо отметить, что происходящие процессы выходили далеко за рамки рутиной конкуренции энергетических компаний или даже экономических конфликтов. На самом деле, на мой взгляд, к тому времени в центре «нового миропорядка» «созрело» решение пойти в определенном смысле «ва-банк» и, перекроив энергорынок Европы, перейти к решающей стадии атаки на своего все еще основного геополитического противника — Москву, лишив ее своих традиционных сфер экономического и политического влияния. Думаю, принятию такого «смелого» решения способствовало головокружение от предыдущих немыслимых достижений «мирового финансового глобализма», когда в 80-90-е годы прошлого столетия ему удалось покончить с Советским Союзом, а потом добиться ошеломляющих уступок от тогдашнего руководства России.
Но такого рода победы, точнее неадекватное их восприятие и неправильный анализ, как известно, нередко становятся предвестниками грядущих крупных поражений.
Таким образом, в самом начале века за океаном было принято решение добиться перелома и перекраивания европейского газового рынка, уменьшения зависимости Европы от импорта российского газа. Следует иметь в виду, что к тому времени уже было ясно, что газ будет усиливать свое значение в целом в мировой экономике и в том числе будет укреплять свои позиции с точки зрения поддержания энергобаланса. И тогда мир стал свидетелем череды «цветных революций» на постсоветском пространстве. Первый «Майдан» в Киеве, «революция роз» в Тбилиси, думаю, трудно назвать просто выражением права народов «на выражение своего недовольства». Сегодня, полагаю, для любого более или менее объективного аналитика является абсолютно очевидным наличие «внешних факторов» в этих событиях. Не надо при этом забывать, что эти процессы сопровождались непрекращающимися призывами и требованиями снизить зависимость Европы от российского газа. Здесь, полагаю, уместным будет отметить, что к тому времени зависимость Европы от импорта газа из России была равна примерно 20-22 процентам, и предлагаю читателям запомнить эти цифры.
В контексте вышеупомянутого, хочу отметить политическую дальнозоркость нового на тот момент российского руководства и вместе с тем руководства Германии того периода, когда было принято решение о диверсификации маршрутов поставок российского газа в Европу. Тогда и было принято судьбоносное решение по проекту «Северный поток», которое, на мой взгляд, стало свидетельством демонстрации политической и экономической субъектности Германии и в определенном смысле Европы в целом, вокруг которого шум и истерика не продолжаются по сей день. Наряду с этим, Европе навязывались принятия всевозможных и вытекающих друг из друга хартий и энергопакетов, основная суть которых заключалась в донесении до умов европейцев тезисов о жизненной необходимости для Европы избавления от зависимости от российского газа. Но параллельно с попытками устранения главного конкурента и геополитического противника необходимо было находить новые ресурсные источники, и с этим дела шли и продолжают идти далеко не совсем гладко. С одной стороны, добыча природного газа в Европе начала устойчиво и сильно падать. В результате истощения газовых ресурсов в Великобритании и необходимости фактического прекращения добычи газа в Гронингене (Нидерланды), Великобритания и Нидерланды стали не в состоянии обеспечить даже внутренние потребности в газе. Что же касается единственной остающейся газовой державы Европы — Норвегии, то если не будет ничего экстраординарного, то 120-130 млрд. кубометров газа в год и чуть более 20 процентов европейского рынка – это, судя по всему, и есть предел норвежского экспорта газа. Вышеуказанное говорит о безусловно критической газовой импортозависимости Европы, которая составляет уже около 70-75 процентов, и показатели эти, видимо, будут только расти.
Тут, естественно, возникает вопрос: какие могут быть реальные альтернативные источники импорта?
Иран? Но многолетние санкции привели не только к минимизации возможностей выхода на европейский рынок, но и к увеличению объемов внутреннего потребления газа в этой стране.
Алжир? Но в этой стране также достаточно устойчиво растет внутреннее потребление газа, и ожидать, что Алжир будет обеспечивать хотя бы 10 процентов европейского потребления газа, думаю, не стоит.
Катар? Но основным рынком катарского сжиженного природного газа (СПГ), особенно в свете происходящих событий в Сирии, является и будет являться Азия. Думаю, 30-40 млрд. кубометров катарского СПГ в год для Европы это и есть тот порог, на который в этом смысле стоит ориентироваться, а это не тянет до тех же пресловутых 10 процентов европейского спроса. Нигерия в этом смысле тоже может решать только свои локальные цели, уступая по экспортным возможностям тому же Катару. Что же касается США, то, конечно же, американцы, что особенно это было очевидным в период администрации Трампа, старались наращивать свою долю на европейском газовом рынке, но говорить о достижении доли американского СПГ на европейском газовом рынке даже того же десятипроцентного уровня в ближайшее время просто неуместно. Других же более или менее крупных экспортеров газа в Европу нет и не ожидается.
Что же касается возможностей поставок газа в Европу из Туркменистана и Азербайджана, то для Туркменистана основным экспортным рынком является и будет являться азиатский рынок, а объемы экспорта газа из Азербайджана в Европу ожидаются в размере около 10 млрд. кубометров в год, что означает, что все попытки спекулировать на противопоставлении российского газа азербайджанскому есть не более, чем спекуляции, и у Азербайджана с Россией просто нет каких-либо даже потенциально конфликтных очагов на газовом треке.
Подытоживая, хочу отметить, что результатом всех этих «газовых войн» стало то, что доля России на европейском газовом рынке выросла с 20-22 процентов в начале 2000-х, на что я призывал обратить внимание читателей чуть выше, до 40-45 процентов, имея в виду и включая также российский экспорт СПГ в Европу. Думаю, это красноречиво, точно и наглядно говорит о том, что в «газовых войнах», которые очевидно начинала не Россия, победу, причем убедительную, одерживает именно Москва… / ссылка на сайт Пресс-клуб
Содружество https://pressunity.org/archives/9000
Доктор Экономических наук, Профессор Эльшад Мамедов
Но такого рода победы, точнее неадекватное их восприятие и неправильный анализ, как известно, нередко становятся предвестниками грядущих крупных поражений.
Таким образом, в самом начале века за океаном было принято решение добиться перелома и перекраивания европейского газового рынка, уменьшения зависимости Европы от импорта российского газа. Следует иметь в виду, что к тому времени уже было ясно, что газ будет усиливать свое значение в целом в мировой экономике и в том числе будет укреплять свои позиции с точки зрения поддержания энергобаланса. И тогда мир стал свидетелем череды «цветных революций» на постсоветском пространстве. Первый «Майдан» в Киеве, «революция роз» в Тбилиси, думаю, трудно назвать просто выражением права народов «на выражение своего недовольства». Сегодня, полагаю, для любого более или менее объективного аналитика является абсолютно очевидным наличие «внешних факторов» в этих событиях. Не надо при этом забывать, что эти процессы сопровождались непрекращающимися призывами и требованиями снизить зависимость Европы от российского газа. Здесь, полагаю, уместным будет отметить, что к тому времени зависимость Европы от импорта газа из России была равна примерно 20-22 процентам, и предлагаю читателям запомнить эти цифры.
В контексте вышеупомянутого, хочу отметить политическую дальнозоркость нового на тот момент российского руководства и вместе с тем руководства Германии того периода, когда было принято решение о диверсификации маршрутов поставок российского газа в Европу. Тогда и было принято судьбоносное решение по проекту «Северный поток», которое, на мой взгляд, стало свидетельством демонстрации политической и экономической субъектности Германии и в определенном смысле Европы в целом, вокруг которого шум и истерика не продолжаются по сей день. Наряду с этим, Европе навязывались принятия всевозможных и вытекающих друг из друга хартий и энергопакетов, основная суть которых заключалась в донесении до умов европейцев тезисов о жизненной необходимости для Европы избавления от зависимости от российского газа. Но параллельно с попытками устранения главного конкурента и геополитического противника необходимо было находить новые ресурсные источники, и с этим дела шли и продолжают идти далеко не совсем гладко. С одной стороны, добыча природного газа в Европе начала устойчиво и сильно падать. В результате истощения газовых ресурсов в Великобритании и необходимости фактического прекращения добычи газа в Гронингене (Нидерланды), Великобритания и Нидерланды стали не в состоянии обеспечить даже внутренние потребности в газе. Что же касается единственной остающейся газовой державы Европы — Норвегии, то если не будет ничего экстраординарного, то 120-130 млрд. кубометров газа в год и чуть более 20 процентов европейского рынка – это, судя по всему, и есть предел норвежского экспорта газа. Вышеуказанное говорит о безусловно критической газовой импортозависимости Европы, которая составляет уже около 70-75 процентов, и показатели эти, видимо, будут только расти.
Тут, естественно, возникает вопрос: какие могут быть реальные альтернативные источники импорта?
Иран? Но многолетние санкции привели не только к минимизации возможностей выхода на европейский рынок, но и к увеличению объемов внутреннего потребления газа в этой стране.
Алжир? Но в этой стране также достаточно устойчиво растет внутреннее потребление газа, и ожидать, что Алжир будет обеспечивать хотя бы 10 процентов европейского потребления газа, думаю, не стоит.
Катар? Но основным рынком катарского сжиженного природного газа (СПГ), особенно в свете происходящих событий в Сирии, является и будет являться Азия. Думаю, 30-40 млрд. кубометров катарского СПГ в год для Европы это и есть тот порог, на который в этом смысле стоит ориентироваться, а это не тянет до тех же пресловутых 10 процентов европейского спроса. Нигерия в этом смысле тоже может решать только свои локальные цели, уступая по экспортным возможностям тому же Катару. Что же касается США, то, конечно же, американцы, что особенно это было очевидным в период администрации Трампа, старались наращивать свою долю на европейском газовом рынке, но говорить о достижении доли американского СПГ на европейском газовом рынке даже того же десятипроцентного уровня в ближайшее время просто неуместно. Других же более или менее крупных экспортеров газа в Европу нет и не ожидается.
Что же касается возможностей поставок газа в Европу из Туркменистана и Азербайджана, то для Туркменистана основным экспортным рынком является и будет являться азиатский рынок, а объемы экспорта газа из Азербайджана в Европу ожидаются в размере около 10 млрд. кубометров в год, что означает, что все попытки спекулировать на противопоставлении российского газа азербайджанскому есть не более, чем спекуляции, и у Азербайджана с Россией просто нет каких-либо даже потенциально конфликтных очагов на газовом треке.
Подытоживая, хочу отметить, что результатом всех этих «газовых войн» стало то, что доля России на европейском газовом рынке выросла с 20-22 процентов в начале 2000-х, на что я призывал обратить внимание читателей чуть выше, до 40-45 процентов, имея в виду и включая также российский экспорт СПГ в Европу. Думаю, это красноречиво, точно и наглядно говорит о том, что в «газовых войнах», которые очевидно начинала не Россия, победу, причем убедительную, одерживает именно Москва… / ссылка на сайт Пресс-клуб
Содружество https://pressunity.org/archives/9000
Доктор Экономических наук, Профессор Эльшад Мамедов
